Senoji Lietuvos literatūra, 57, 2024, p. 107–134
ISSN 1822-3656 / eISSN 2783-6800
DOI: https://doi.org/10.51554/SLL.24.57.03

От „русина“ к „благородному литвину“: трансформации исторического нарратива ВКЛ XVI в.

Кястутис Гудмантас

Институт литовской литературы и фольклора
https://ror.org/050gfgn67
k.gudmantas@gmail.com
https://orcid.org/0000-0002-0571-8359

Аннoтaция. Статья посвящена изменению отношения к православным и русинам в исторических, полемических и эпистолярных сочинениях ВКЛ XVI века. Сначала анализируется описанный в литовских летописях переход литовских князей-язычников в православие, затем рассматриваются письма канцлера Альберта Гаштольда († 1539) и его борьба с группировкой гетмана Константина Острожского. Завершается статья обсуждением сочинений Августина Ротунда, Мацея Стрыйковского и других авторов второй половины XVI века. В последних текстах представители руской элиты ВКЛ (Ходкевичи, Воловичи) уже считаются „благородными литвинами“.*

Ключевые cлова: русь; литва; ВКЛ; вера; этничность; летописи; хроники; полемическая письменность XVI в.

Received: 07/05/2024. Accepted: 14/06/2024.

Copyright © 2024 Кястутис Гудмантас. Published by the Institute of Lithuanian Literature and Folklore Press. This is an Open Access article distributed under the terms of the Creative Commons Attribution Licence, which permits unrestricted use, distribution, and reproduction in any medium, provided the original author and source are credited.

Проблематичность имени русь в источниках XV–XVII вв. уже была озвучена в историографии¹. Это мог быть и конфессионим, и этноним, и хороним, и политоним. Нас здесь будет интересовать русь главным образом в первых двух значениях, поскольку статья посвящена переходу в православие представителей литовской элиты и прониканию в ее ряды руси, как это нам сообщают летописи, хроники и полемическая письменность ВКЛ XVI в.

В самом начале отметим, что основной корпус текстов по заявленной теме доступен исследователям². Но его используют весьма выборочно³.

Как же менялась интерпретация „конфессионального“ прошлого Литвы в письменности ВКЛ XVI века?

В легендарной части Второго и Третьего свода литовских летописей (первая пол. XVI в.⁴) рассказано о возникновении ВКЛ и приросте его территории. Важное место здесь отведено завоеванию Руси после Батыева нашествия. „И въскричала Русь великым голосом и c плачем, иж так окрутне вси суть побиты от безвѣрное литвы“, – так описано поражение князя луцкого и пинского в сражении с литовскими князьями возле реки Ясельды, левого притока Припяти⁵. Здесь русь – этнoним, что становится понятно из указанных летописей; здесь православная русь противопоставлена „безверной“ литвe. Но это клише заимствовано из рус(с)ких летописей⁶.

С принятием православия литвины „превращались“ в русинов. Вспомним случаи Гинвила и Витовта. Однако этот стереотип не действует в случае с Ольгердом в Третьем своде (Хронике Быховца и Вавельском списке).

Во Втором своде о полоцких князьях Палемоновичах сказано:

И поиметь Кгинвил дочку y великого князя тверьского Бориса именем Марью, для которое жь окристился в руску вѣру, и дали ему имя тъстя его, князя тверского, Борис. И тот Кгинвил, нареченныи Борис, вчинил город на имя свое на рецѣ Березыни и назвал его Борисов. И будучи ему русином (здесь и далее жирным шрифтом выделено нами – К. Г.), был велми набожен и вчинил церков каменую в Полоцку святое Софии, другую святого Спаса, девич монастырь уверх реки Полоты от града y полумили, третию церков на Белчици святых Бориса и Глѣба манастырь.⁷

Однако ж дочка Гинвила-Бориса Парасковия крестилась в Риме, получила имя Паракседа, а после смерти стала католической святой, „которои же в Риме и костел збудовали на имя ее святое“⁸. То есть произошло как бы „возвращение к корням“, ведь первые литовские правители, согласно легенде, переселились на берег Балтийского моря из Рима. Брат Парасковии остался православным и его похоронили в одном с отцом гробе в Святой Софии – так полной гармонией двух „вер“ заканчивается в летописи история полоцких князей. (В Третьем своде имеются, правда, незначительные добавления, касающиеся их генеалогии, но применительно к интересующей нас теме они ничего не меняют.)

Во Втором своде есть сюжет и о князе-иноке Рымонте-Лаврыше, сыне великого князя Тройдена (это калька истории Войшелка, сына Миндовга, из Галицко-Волынской летописи). Рымонт обучился рускому языку, окрестился, стал монахом, приняв имя Лаврыш (эпоним Лаврышева монастыря, поскольку далее речь пойдет об основании его Лашрышом)⁹. В Третьем своде Рымонт получает еще одно, руское, имя Василий (czernec Ławrasz, po litowsku zowemy Rymont, a po rusku Wasiley¹⁰). Оно было популярным на Руси (особенно среди Рюриковичей) и переименование Лаврыша в Василия (при пострижении в великую схиму?), вероятно, можно связать с афонской традицией¹¹, поскольку прототип Рымонта Войшелк, согласно Галицко-Волынской летописи, собирался на Афон¹². С другой стороны, рядом с Войшелком в Галицко-Волынской летописи упоминается князь Василько Романович, которого Войшелк, по словам летописца, нарек „яко отца собѣ и господина“¹³.

В Третьем своде мы найдем вставку из Галицко-Волынской летописи – рассказ о великом князе Миндовге и его сыне, иноке Войшелке¹⁴. В ней сообщается о Витовте:

У брата же великого кн(я)зя Олкгирда в Кестутя, которыи былъ на Троцех и на земли Жомоитскои, сынов было шест: первыи Витолт, а коли русиномъ остал, дали были имя ему Юре[и], коли ся охрыстил в лядскую веру, то[г]ды имя ему дано Александер.¹⁵

То же и в Евреиновском списке Второго свода. Разница лишь в том, что Витовт не именуется в нем русином¹⁶. Однако генезис Евреиновского списка неясен, его протограф, скорeе всего, является гибридом разных редакций¹⁷, да и сам список – московского происхождения (тем, по видимому, и можно объяснить изменения в тексте), поэтому вряд ли мы можем считать его репрезентативным в интересующем нас вопросе.

Далее в Третьем своде мы читаем:

И коли кн(я)зь Олкгирдь понял за себе жону княжну Ульяну витебскую, для которое ж кн(я)зь Олкгирдь охрыстился в рускую веру, а п(а)-нове литовские вси были у своих верахъ поганских, и кн(я)зь великии Олкгирдь не чинил имъ силы и въ веру свою не вернулъ, а римское веры в Литве не было, толко руская змешалася.¹⁸

И опять о конфликтах на почве веры говорить не приходится.

Сообщение о православии Ольгерда в Третьем своде следует объяснить тем, что в нем использованы московские источники¹⁹. А не, например, Анналы Яна Длугоша, который писал о языческом ритуале похорон отца Ягайлы²⁰. (Правда, в Хронике Мацея Меховиты, воспроизводящей Анналы Я. Длугоша в сокращенном виде, эта информация опущена²¹).

Можно в этом усмотреть также влияние Олельковичей, с именем которых связывают протограф Хроники Быховца²². Однако не надо забывать, что в Третьем своде сразу после краткой характеристики религиозной ситуации в ВКЛ следует рассказ о Петре Гаштольде, который принял „лядскую веру“ и основал в Вильне францисканский монастырь. Так он – резюмирует летописец – „напервеи принял веру римскую и до Литвы принес“²³. Далее идет повествование о походе Ольгерда на Москву и убийстве монахов-францисканцев виленскими мещанами-язычниками, которых впоследствии на основе жалобы Гаштольда сурово покарает Ольгерд. Речь о хорошо известной легенде о францисканских мучениках. С ней летописцы преследуют нескольких целей – прославляют Гаштольдов как первых католиков в Литве и зачинают собственный католический литовский пантеон мучеников²⁴, заслоняющий легенду о трех виленских православных мучениках (последняя присутствует в московских летописях; в них Ольгерд выступает в роли мучителя²⁵).

Еще один пример – „мать Ягеллонов“, четвертая жена Ягайлы Софья Гольшанская. Польские анналисты и Я. Длугош, Ян из Вислицы, Хроника Быховца (о связях поэмы Яна из Вислицы и Хроники Быховца мы уже писали²⁶) – считали ее русинкой²⁷. Более того, она сама таковой себя видела²⁸. Здесь прежде всего имеется в виду ее изначальное православие, которое противопоставлено обретенной ею позднее римо-католической вере. Но эпитафия, приписываемая Гжегожу из Санока, не оставляет места домыслу – в ней говорится, что покойная королева была „благородной крови руских князей“ (Sanguine clara ducum Russie)²⁹.

Марцели Антоневич находит простое тому объяснение – Софья воспитывалась в православно-руском окружении ее дяди, кн. Семена Дмитриевича Друцкого³⁰. Но, судя по всему, из Польши все виделось по-другому – не только Софью, но и, например, Гедиминовичей Чарторыйских считали там в XV–XVI вв. русинами³¹. Отнесем сюда и упоминание в числе прочих руских князей Юрия Лингвеньевича (внука Ольгерда) в Первом своде³².

На феномен „руских князей“ литовского происхождения (Гольшанских и Гедиминовичей) в источниках XV в. обратил внимание Сергей Полехов, который привел еще несколько подобных примеров³³. Судя по всему, здесь мы сталкиваемся с традицией, согласно которой рускость была синонимом православия³⁴ – в ней переплелись этничность и вера.

Также, естественно, возникает вопрос культурной и языковой ассимиляции³⁵. Но ни Гольшанские, ни тем более Гедиминовичи не теряли родового/династического самосознания; другое дело, что со временем, – с развитием историописания, – это династическое самосознание углублялось и переосмысливалось³⁶.

Итак, в рассматриваемых нами источниках заложена схема: католик – лях, православный – русин, характерная для руских летописей³⁷. Ее мы наблюдаем и позже – в XVII в. – у Мелетия Смотрицкого, Афанасия Кальнофойского и др.³⁸ Хотя и русь, и ляхи в летописях имеют также значение этнонимов. Но „литовской веры“ в отличие от „руской“ или „польской“ мы в летописях не найдем³⁹.

РУСОФОБИЯ В ВКЛ XVI В.

Идиллическая картина мирного сосуществования католиков и православных в ВКЛ, которую мы наблюдаем в летописях, рушится в письмах канцлера Ольбрахта Гаштольда и в трактате Михалона Литвина.

Мемориал Гаштольда от 1525 г. адресован королеве и великой княгине Боне Сфорца и направлен против Константина Острожского и Радзивиллов⁴⁰. Канцлер отвечает на обвинения массивной подборкой кляуз на политических противников: „руский князек“ (ruthenus ducaculus – так об Острожском!) – виновник поражений ВКЛ в войне с Московией; русины – коварные изменники по природе своей (Quodsi Serenitas vestra utriusque cor nostrum intueretur et cognosceret uti deus, nempe cerneret illud in adversario meo rutheno duplex perversum, simulatum et non rectum ac natura et illud more ruthenico olens nunquam fidum domino [...]; per calumniam, quam assuevit laborare, uti omnes fere natura suapte Rutheni facere sciunt; superbia et astutia Ruthenica; habent modum suum Rutheni, quo decipiant homines). Притом русинами здесь названы не только Острожский, но и его тесть Юрий Олелькович Слуцкий, и „предки“ последнего – 1) князья Чарторыйские („убийцы великого князя Сигизмунда Кейстутовича“ (1440)), 2) Михаил Олелькович и Иван Гольшанский (участники „заговора князей“ (1481)). Все они, хоть и православные, были литовского происхождения, а Чарторыйские и Олельковичи – Гедиминовичи. Не говоря уж о том, что мать самого канцлера была из Гольшанских, а родная тетка Мария Гаштольд – была женой Семена Олельковича, брата заговорщика⁴¹.

Как видно, Гаштольд принципиально приравнивает „кровь“ и „веру“. Он апеллирует к королеве, прекрасно зная, что при краковском дворе (да и в польской традиции в целом) господствовало предвзятое мнение на этот счет⁴².

Вероломству русинов и их союзников Радзивиллов канцлер противопоставляет собственную верную службу государю (Сигизмунду Старому) и государству (Reipublice), и напоминает о заслугах своих предков (по Гаштольду, добродетели наследуются и приумножаются в потомках)⁴³. Здесь одной стороне приписывается врожденное коварство и склонность к измене, а другой – верное и самоотверженное служение. Но насколько распространенными были подобного рода антирусинские настроения?⁴⁴

В 1534 г. Гаштольд напишет своему тогдашнему приятелю, великому гетману Юрию Радзивиллу, что его (Радзивилла) хулители „сут люди руского прироженя, ради то поведают, чого не видевши ани слышавши“⁴⁵. Имена не указаны („тые два панове, зят и з шурином“), поскольку Гаштольду и его адресату они были хорошо известны; их наречение даже напоминает прозвища. А как мы знаем, в начале Стародубской войны (1534–1537) у гетмана Радзивилла был конфликт дисциплинарного характера с Ильей Острожским (несостоявшимся зятем – согласно предварительной договоренности, Илья должен был жениться на дочери Радзивилла Анне)⁴⁶. Другое упомянутое лицо – это, возможно, Юрий Олелькович, женой которого была Елена Радзивилл... Впрочем, Олельковичи, Чарторыйские, и отчасти Гольшанские, ассимилировались...⁴⁷

Можно вспомнить слова М. Меховиты, де литовцы еще в его время пели грустную песню о том, что „дерзкие князи Руси убили князя Литовского Сигизмунда“ (De hoc carmen lugubre usque in aetatem meam Lithuani concinnebant. Audaces Principes Russiae occiderunt Sigismundum ducem Lithuaniae etc.⁴⁸).

Как бы продолжая линию бывшего тестя, Варвара Радзивилл в письме к матери (от 19 июля 1549 г.) приводит, по-видимому, распространенную среди польской и литовской элиты поговорку, предостерегая ее принимать у себя Григория Ходкевича: „Волк прирученный и русин крещенный дьяволу годен“ (yako ouo movyą: „Vylk chovany a Rvszyn krczony dyyablv szye godzy“)⁴⁹. Обрусевшая элита Литвы свысока смотрели на русинов⁵⁰, услугами которых (от писарей до кредиторов) они пользовались и с которыми плечом к плечу сражались против татар и московитов⁵¹.

Михалон Литвин (Венцлав Микалоевич)⁵², бывший секретарь Гаштольда, в своем трактате (1550), посвященном великому князю Сигизмунду Августу, призывает отказаться от „московских письмен“ (кириллицы):

У нас, к сожалению, нет гимназий. Мы изучаем московские письмена (literas Moscoviticas), не несущие в себе ничего древнего, не имеющие ничего, что бы побуждало к доблести, поскольку рутенский язык (idioma Ruthenum) чужд нам, литвинам, то есть итальянцам (Italianis), происшедшим из италийской крови.⁵³

Далее Михалон приводит обширный список латинских слов (схожих по значению и звучанию с литовскими) и коротко излагает римский этногенетический миф литовцев, пишет об освобождении руси доблестными („по природе“) литовцами от неволи татарских баскаков и предостерегает от коварства московитов (особенно советует не доверять беглецам, которые шпионят в пользу московского государя)⁵⁴.

Похожий совет – отказаться от руского языка (потому что: 1) это язык врага – московитов, 2) грамматически неурегулированный язык) и перейти в деловой письменности ВКЛ на латынь – дает виленский войт Август Ротундус (Мелеский) в своем посвящении Стефану Баторию, сопровождающим латинский перевод Второго Литовского Статута (1576)⁵⁵.

Согласно Ротундусу, у некоторых знатнейших русинов – общее с литовцами (римское) происхождение, только они выбрали греческое заблуждение и таким образом отделились от литовцев⁵⁶:

Russorum etiam nobilissimos quosque easdem cum eis (Lituanis – К. Г.) origines habere, ex huius propagationis descriptione apparebit, sed ob religionis diuersae cultum, qua Graecos infelici errore imitari maluerunt, a Lituanis seiunctos esse.

Здесь Ротундус анонсирует эпизод из далее следующей „Краткой истории правителей Литвы“ – в нем говорится о „княжеских родах Литвы и Руси“ (Ольгердовичах) и особенно выделены Олельковичи-Слуцкие и представитель 6 колена, отсчитывая от самого Ольгерда – князь Юрий⁵⁷. Но лишь часть Ольгердовичей приняли веру своей матери – тверской княжны Марии, другие вслед за Ягайлом приняли римскую веру⁵⁸.

Интересная деталь: в „Беседе поляка с литвином“ (1564–1565), приписываемой Ротундусу, постулируется добровольное подчинение руси литве, которая затем постепенно перенимает руский язык; автором здесь используется выражение „смешение языков“⁵⁹ – для сравнения, в Третьем своде говорилось о „смешении (проникновении) веры“.

ИННОВАЦИИ МАЦЕЯ СТРЫЙКОВСКОГО

Следующий шаг делает Стрыйковский, младший современник виленского войта и также эмигрант из Короны. С Ротундусом Стрыйковского объединяла идейная близость, связи с Яном Ходкевичем, оба при написании исторических сочинений пользовались схожими источниками, в том числе найденной Ходкевичем в Ливонии рукописью „Хроники земли Прусской“ Петра Дусбургского. Различали их уровень образования (у Ротунда – коллегиюм Любранского и Падуанский университет, у Стрыйковского – приходская школа в Бжезинах) и положение в обществе. Вершина „карьеры“ Стрыйковского – должность жомойтского каноника и место плебана в провинциальном Юрборке (ныне Юрбаркас)⁶⁰.

Покровительство Юрия Олельковича-Слуцкого, жомойтского эпископа Мельхиора Гедройца, Ходкевичей и др. представителей тогдашней элиты ВКЛ не могло не повлиять на содержание сочинений Стрыйковского⁶¹. В своей неопубликованной хронике-поэме „О начале, выводе, мужестве, делах рыцарских и домaшних славного народа литовского, жомойтского и руского“ (ок. 1577)⁶² Стрыйковский предка Ходкевичей „находит“ в легендарном прошлом в Жемайтии. Он выдумает поединок „жмудзина Борейко“ с татарином-великаном⁶³, а также поединок „Борейковича литвина“ с крестoносцем, – этот поединок якобы состоялся в Жемайтии в реке Юре, по которую крестоносцы установили границу между Орденом и Литвой⁶⁴ – здесь явно использован сюжет Третьего свода о предке Немировичей боярине Немире и р. Угре, по которою была установлена граница меж Литвой и Москвой⁶⁵. Хотя Стрыйковский резко критиковал летописцев (как неряшливых простаков, прозывая их московскими писарями / дьяками⁶⁶), он и сам пользовался их методом – тиражировал найденные в источниках (в тех же летописях) мотивы и сюжеты.

Далее на тему происхождения Ходкевичей Стрыйковский делает обобщение, что они – не русины, хотя и греческой/руской веры – еще во времена Войшелка, сына Миндовга, в Литве распространилась „греческая вера“, которую принялo „много литовских панов“:

Tak tedy, czytelniku, wiedz o Chodkiewiczach,
O starożytnych z dawna litewskich dziedziczach.
A nie szacuj ich z Rusi według greckiej wiary,
Jedno jest w tych stronach grecki zakon stary,
Bo Wolsztynk, Mendogów syn, w ruskim zakonie
Trwając, tę wiarę z dawna rozmnożych w tej stronie,
Którą wiele litewskich panów przyjmowało [...].⁶⁷

То есть, мы видим, что Стрыйковский модифицирует концепцию Третьего свода, согласно которой, паны оставались язычниками. В хронике-поэме он также пропускает информацию упомянутого свода о православнoм крещении Ольгерда и Витовта. По Стрыйковскому выходит, что Ольгерд умер язычником⁶⁸. В Хронике (1582) все-таки идет речь о православном крещении Ольгерда ради его жены Юлиянии витебской⁶⁹, хотя (делает заключение Стрыйковский) новая вера не смогла побороть языческие привычки великого князя (Стрыйковский тут приводит поговорку: „swieża skorupa tłustośćią smrodliwą nawrzała, starą przywarą woniała“). По утверждению Стрыйковского, почти все Гедиминовичи за исключением Кейстута стали християнами „руского обряда“. Это – тоже шаг вперед, по сравнению с Ротундусом, хотя позиция виленского войта в историческом плане была более обоснованной.

Также, как бы продолжая линию Ротундуса, Стрыйковский в маргинальной глоссе делает поправку к выше цититированному сообщению Меховиты по поводу жалобной песни об убийстве великого князя Сигизгмунда Кейстутовича рускими князями: „Князь Чарторыйский не был русином, но литвином Ольгирдовичем, [он] лишь имел удел на Руси и придерживался руской веры“ (Czartoriyski Kniaż nie był Ruśin, ale Litwin Ołgerdowic_, tylko miał vdział na Ruśi, y wiarę Ruską trzymał)⁷⁰.

Как мы уже убедились, Мацей Стрыйковский четко различает natio и confessio, этничность и веру⁷¹.

Возвращаясь к Ходкевичам, следует отметить следующее: они утвердились в Жемайтии в середине XVI в. как старосты жомойтские. Иероним Ходкевич в 1536–1537 гг. женился на Анне Шеметовне, предствительницей одного из наиболее состоятельных родов Жемайтии⁷², и если в 1545 г. Сигизмунд Август назначил Иеронима Ходкевича старостой жомойтским вопреки воли жемайтов, то сын Иеронима и Анны Шеметовны Ян жемайтами уже восринимался как свой – в 1563 г. господарь Яна Ходкевича старостой назначил по их просьбе. Ян также был наместником Сигизмунда Августа в Ливонии (1566–1578) и маршалом ВКЛ (1566–1579); также нельзя забывать, что „жемайтская линия“ Ходкевичей не отличались от литовской элиты и в вопросах веры: Иероним из католицизма перешел в лютеранство, а Ян, от рождения католик, потом, как и его отец – лютеранин, а под конец жизни – опять католик⁷³.

Важно еще подчеркнуть, что в третьей четверти XVI в. Ходкевичи становятся вторым родом ВКЛ по состоянию имущества после Радзивиллов⁷⁴ – т. е. новая коньюктура второй половины XVI в., с которой Стрыйковскому приходилось считаться.

И, конечно, отнюдь не случайное совпадение, что чуть раньше появления выше указанных сюжетов в хронике-поэме Стрыйковского о предках Ходкевичов, последние старались доказать свои „литовские корни“ – в тексте привилея Сигизмунда Августа на графский титул Ходкевичам (1568) упоминается „древний род Борейков“, служивший великим князям литовским еще до принятия христианства⁷⁵. (Для сравнения, несколькими годами раньше Ротундус выводил Ходкевичей от Хоцки, также называя их „знатным и старым“ родом Литвы: „Przodek Panow Chockowiczow, ktory iako wiesz, iest w Lithwie dom zacny y stharożytny.“⁷⁶)

С Ходкевичами удобно сравнить их своебразных „младших братьев“ Воловичей. Из сюжета Хроники Быховца о Хойницкой битве, в котором некий Вол спасает великого князя Казимира Ягайловича, обстреливая врагов из лука (ср. стрелы в гербе Воловичей⁷⁷), можно лишь догадываться, что речь идет о предке Воловичей. В своей хронике-поэме пересказывая эту историю Стрыйковский уже прямо называет Вола предком Воловичей и литовским шляхтичем⁷⁸; интересно, что лишь в основном тексте Хроники 1582 г. Вол назван литовским шляхтичем, а в маргинальной глоссе – уже руским⁷⁹. Причин такого поведения могло быть несколько – с одной стороны, Стрыйковский в Хронике более сдержан, здесь историк явно превалирует над поэтом, но с другой стороны память о руском происхождении Воловичей должна была быть еще очень свежей... Также исчезают сюжеты о поединках Борейки и Борейковича, чтобы легенда о силаче Борейке, победителе татарина, потопом вновь возродилась в XVII в. в гербовнике Альберта Виюка-Коялoвича⁸⁰.

Но опять же в „Радивилияде“ Ян Радван Григория и Яна Ходкевичей назавет „двойной надеждой литовцев“ (Сhodchevicio de sanguine creti Magnanimi Fratres, [...] spes geminae Litavum, 1592)⁸¹; и как тут не вспонить, что того же Григория Варвара Радзивилл нарекала „крещенном русином“.

Среди множества возможных примеров приведем еще один – о виленским епископе Валерияне Протасевиче. В стихотворном пасквиле, появившимся в 1555 г. в среде виленского духовенства, Протасевич назван русином (ex Ruthenorum, Ruthenus, что было правдой), недостойным места виленского эпископа (ему противоставляется в то время находившийся при смерти епископ Павел Гольшанский⁸²), а спустя сорок лет в „Цензуре“ Прокопа Балтромеиовича (1598) уже покойный Протасевич вспоминается как „Валериян [...] добродетельный и святой эпископ литвин“ (Walerian [...] cnotliwy y święty Biskup Litwin)⁸³.

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

В исторических текстах ВКЛ XVI в. мы наблюдаем сдвиг в изображении „религиозного прошлого“ этого государства – если с начала идет речь о переходе отдельных князей из язычества в „рускую веру“ / „становления русинами“ (Второй и Третий свод летописей), то впоследствии говорится о принятии „многими панами“ православия и при этом непереставания быть литвинами (Стрыйковский).

Вполне очевидно, что историописание ВКЛ отражало изменения, которые происходили в обществе. В середине – второй половине XVI в. произошло значительное „вливание“ руских родов в литовскую правящую элиту. Меж русью и литвой стирались конфессиональные барьеры, формировался единый „шляхетский народ ВКЛ“ (natio Lithuanica).

РУКОПИСИ

AGAD – Archiwum Radziwiłłów, Dz. XI, 17.

ОПУБЛИКОВАННЫЕ ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА

Acta primae Visitationis diocesis Vilnensis anno Domini 1522 peractae: Vilniaus kapitulos archyvo Liber IIb atkūrimas, sud., tekstus iš rankraščių parengė [...] Stephen C. Rowell, Vilnius: Lietuvos istorijos instituto leidykla, 2015.

„Albertus Gastold, Palatinus Vilnensis, Bone Sphortie, Regine Polonie. Contra ducem Constantinum de Ostrogk et contra Radivillones“, in: Аcta Tomiciana, t. VII, Posnaniae: Typis Ludovici Merzbachiensis, 1857, p. 258–269 (nr. XXXVI).

Ališauskas Vytautas [et al.], Lietuvos katalikų dvasininkai XIV–XVI a., Vilnius: Aidai, 2009.

Antoniewicz Marceli, „Pochodzenie episkopatu litewskiego XV–XVI wieku w świetle katalogów biskupów wileńskich“, in: Studia Źródłoznawcze, 2001, t. 39, p. 47–68.

Baryczowa Maria, „Аugustyn Rotundus Mieleski, wójt wileński, pierwszy historyk i apologeta Litwy“, in: Ateneum Wileńskie, 1935, r. X, p. 71–96; 1936, r. XI, p. 117–172.

Baronas Darius, Rowell Stephen C., The Conversion of Lithuania: from Pagan Barbarians to Late Medieval Christians, Vilnius: Lietuvių literatūros ir tautosakos institutas, 2015.

Baronas Darius, Trys Vilniaus kankiniai: gyvenimas ir istorija (Istorinė studija ir šaltiniai), Vilnius: Aidai, 2000.

Baronas Darius, Vilniaus pranciškonų kankiniai ir jų kultas XIV–XX a. (Istorinė studija ir šaltiniai), Vilnius: Aidai, 2010.

Bullarium Poloniae, t. V: 1431–1449, ed. et cur. Irena Sułkowska-Kuraś et Stanislaus Kuraś; cooper. Maria Kowalczyk et Anna ac Hubertus Wajs, Romae – Lublini: Katolicki Uniwersytet Lubelski, 1995.

„Censura, albo Zdanie y uważenie Prokopa Bałtromieiowicza. O Nominacyey Biskupa Wileńskiego [...] [Wilno,] 1598“, in: Šešioliktojo amžiaus raštija, sudarytojai Algis Samulionis, Rasa Jurgelėnaitė ir Darius Kuolys, redaktorius Sigitas Narbutas, Vilnius: Pradai, 2000, p. 414–420.

Chodynicki Kazimierz, Kościół Prawosławny a Rzeczpospolita Polska, Warszawa: Kasa imienia Mianowskiego – Instytut Popierania Nauki, 1934.

Commune incliti Polonie Regni privilegium [...], Cracoviae: in edibus Johannis Haller, 1506.

Czwojdrak Bożena, Zofia Holszańska. Studium o dworze i roli królowej w późnośredniowiecznej Polsce, Warszawa: DiG, 2012.

Dąbrowski Dariusz, „Radosłowle kniazey Wytebskich – analiza porównawcza treści“, in: Genealogia. Studia i Materiały Historyczne, 2002, t. 14, p. 31–69.

Dini Pietro U., Aliletoescvr: Linguistica baltica delle origini. Teorie e contesti linguistici nel Cinquecento, Livorno: Books & Company, 2010.

Dini Pietro U., Prelude to Baltic Linguistics. Earliest Theories about Baltic Languages (16^th century), Amsterdam, New York: Rodopi, 2014.

Estreicher Karol, Bibliografia Polska, t. 25, Kraków: Nakładem Akademii Umiejętności, 1913.

Gudmantas Kęstutis, „Hagiografinė Paraskovijos-Praksedos istorija Lietuvos metraščiuose“, in: Lietuva – Italija: Šimtmečių ryšiai, sud. Daiva Mitrulevičiūtė, Vilnius: Nacionalinis muziejus Lietuvos Didžiosios Kunigaikštystės valdovų rūmai, 2016, p. 280–299.

Gudmantas Kęstutis, „Kitoks Žalgirio mūšio vaizdas: Lietuvos metraštis ir Jono Visliciečio poema ‘Prūsų karas’“, in: Senoji Lietuvos literatūra, 2005, kn. 19, p. 143–156.

Halecki Oskar, „Litwa, Ruś i Żmudź jako części składowe Wielkiego Księstwa Litewskiego“, in: Rozprawy Akademii Umiejętności, t. 59, (Seria II, t. 34), Kraków, 1916, p. 218–236.

Ioannis Dlugossii Annales seu Cronicae incliti Regni Poloniae, lib. III–XII, Varsaviae / Cracoviae: Państwowe Wydawnictwo Naukowe / Polska Akademia Umiejętności, 1970–2003.

Ioannis Visliciensis Bellum Prutenum, Cracoviae: impensis [...] Ioannis Haller, 1516.

Janeczek Andrzej, „Ruś w Koronie: stara nazwa i nowa tożsamość regionalna (po aneksji w połowie XIV wieku)“, in: Pogranicza w polskich badaniach mediewistycznych (Materiały V Kongresu Mediewistów Polskich, t. III), red. Andrzej Janeczek, Michał Parczewski, Michał Dzik, Rzeszów: Wydawnictwo Uniwersytetu Rzeszowskiego, 2019, p. 149–175.

Jasas Rimantas, „Lietuvos kanclerio Alberto Goštauto memorialas karalienei Bonai (1525)“, in: Šešioliktojo amžiaus raštija, sudarytojai Algis Samulionis, Rasa Jurgelėnaitė ir Darius Kuolys, redaktorius Sigitas Narbutas, Vilnius: Pradai, 2000, p. 25–30.

Jonynas Ambraziejus, Lietuvių folkloristika iki XIX a., Vilnius: Vaga, 1984.

Kempa Tomasz, Dzieje rodu Ostrogskich, Toruń: Wydaw. Adam Marszałek, 2003.

Kirkienė Genutė, LDK politikos elito galingieji: Chodkevičiai XV–XVI amžiuje, Vilnius: Vilniaus universiteto leidykla, 2008.

Kojalavičius-Vijūkas Albertas, Sacer nomenclator familiarum et stemmatum Magni Ducatus Lituaniae et provinciarum ad eum pertinentium, transtulit Sigitas Narbutas, Vilnius: Lietuvos mokslų akademijos Vrublevskių biblioteka, 2015.

[Kromer Marcin], Marcina Kromera biskupa warmienskiego O sprawach, dzieiach y wszytkich inszych potocznościach Koronnych Polskich: ksiąg XXX. Przez Marcina Błażowskiego z Błażowa: wyraźnie na Polski ięzyk przetłumaczone [...], [w] Krakowie: [w] Drukarni Mikołaia Loba, 1611.

Kronika Polska, Marcina Bielskiego. Nowo Przez Ioach. Bielskiego syna iego wydana, [w] Krakowie: [w] Drukarni Jakuba Sibeneychera, 1597.

Kronika Sarmacyey Europskiey [...] Przez Alexandra Gwagnina z Werony [...], [w] Krakowie: w Drukarniey Mikołaia Loba, 1611.

Krzywy Roman, „Graeca fides a moskiewska wiarołomność w dyskursie staropolskim – z dziejów stereotypu“, in: Przegląd Filozoficzno-Literacki, 2017, Nr. 3–4, p. 485–500.

Kuolys Darius, Asmuo, tauta, valstybė Lietuvos Didžiosios Kunigaikštystės istorinėje literatūroje (renesansas ir barokas), Vilnius: Mokslo ir enciklopedijų leidykla, 1992.

Kuźmińska Maria, „Olbracht Marcinowicz Gasztołd“, in: Ateneum Wileńskie, 1927, r. 4, z. 13, p. 349–391; 1928, r. 5, z. 14, p. 121–174.

Lietuvos metraščių Vavelio nuorašas = The Wawel Manuscript of the Lithuanian Chronicles, parengė Kęstutis Gudmantas, Nadežda Morozova, Vilnius: Lietuvių literatūros ir tautosakos institutas, 2017.

Lietuvos Metrika. Užrašymų knyga 14 (1524–1529), parengė Laimontas Karalius, Darius Antanavičius, Vilnius: Lietuvos istorijos instituto leidykla, 2008.

Lukšaitė Ingė, Reformacija Lietuvos Didžiojoje Kunigaikštystėje ir Mažojoje Lietuvoje. XVI a. trečias dešimtmetis – XVII a. pirmas dešimtmetis, Vilnius: Baltos lankos, 1999.

Mathias de Mechovia, Chronica Polonorum, Craccoviae: per Hieronymum Vietorem, 1521.

Michalonis Lituani De moribus Tartarorum, Lituanorum et Moschorum fragmina X, multiplici Historia referta. [...], Basileae: apud Conradum Waldkirchium, 1615.

Nehring Władysław, O historykach polskich szesnastego wieku, cz. 2: O życiu i pismach Joachima Bielskiego, Poznań, 1860.

Niendorf Мathias, Das Großfürstentum Litauen: Studien zur Nationsbildung in der Frühen Neuzeit (1569–1795), Wiesbaden: Harrassowitz Verlag, 2006.

Ochmański Jerzy, „Michałon Litwin i jego traktat o zwyczajach Tatarów, Litwinów i Moskwicinów z połowy XVI wieku“, in: Kwartalnik Historyczny, 1976, t. 83, Nr 4, p. 765–783.

Ochmański Jerzy, „The National Idea in Lithuania from the 16^th to the First Half of the 19^th Century: The Problem of Cultural-Linguistic Differentiation“, in: Harvard Ukrainian Studies, 1986, vol. 10 (3/4), p. 301–315.

Paprocki Bartosz, Gniazdo Cnoty: zkąd Herby Rycerstwa sławnego Krolestwa Polskiego, Wielkiego Księstwa Litewskiego, Ruskiego, Pruskiego, Mazoweckiego, Zmudzkiego, y inszych Państw do tego Krolestwa należących Książąt, y Panov, początek swoy maią, w Krakowie: z Drukarniey Andrzeia Piotrkowczyka, 1578.

Petrauskas Rimvydas, Lietuvos diduomenė XIV a. pabaigoje – XV a.: Sudėtis – struktūra – valdžia, Vilnius: Aidai, 2003.

Pistorius Joannes, Polonicae historiae corpus, t. II, Basileae: per Sebastianum Henricpetri, 1582.

Pomniki do dziejów litewskich. [...], zebrane przez Teodora Narbutta, Wilno: Nakładem Rubena Rafałowicza Księgarza Wileńskiego, 1846.

Radvanus Joannes, Opera = Radvanas Jonas, Raštai, transtulit Sigitas Narbutas, Vilnius: Lietuvių literatūros ir tautosakos institutas, 2009.

Radziszewska Julia, „Maciej Stryjkowski i jego dzieło“, in: Maciej Stryjkowski, O początkach, wywodach, dzielnościach, sprawach rycerskich i domowych sławnego narodu litewskiego, żemojdzkiego i ruskiego [...], oprac. Julia Radziszewska, Warszawa: PIW, 1978, p. 5–25.

Ragauskienė Raimonda, Barbora Radvilaitė, Vilnius: Vaga, 1999.

Ragauskienė Raimonda, „Rusėniška XV a. pab. – XVI a. Lietuvos Didžiosios Kunigaikštystės moterų – valdovių ir didikių – korespondencija“, in: Istorija. Mokslo darbai, 2009, t. 76, p. 18–29.

Ragauskienė Raimonda, „XVI a. Radvilų požiūris į Lietuvos vietą Europoje“, in: Europos idėja Lietuvoje: istorija ir dabartis, sud. Darius Staliūnas, Vilnius: Lietuvos istorijos institutas, 2002, p. 63–77.

Ragauskienė Raimonda, Ragauskas Aivas, Barboros Radvilaitės laiškai Žygimantui Augustui ir kitiems, Vilnius: Vaga, 2001.

Ročka Marcelinas, Mykolas Lietuvis, Vilnius: Mokslas, 1988.

Ročka Marcelinas, Rinktiniai raštai, par. Mikas Vaicekauskas, Vilnius: Lietuvių literatūros ir tautosakos institutas, 2002.

[Rotundus Augustinus], „Epitome Pricipum Lituaniae a migratione Italorum P. Libone vel, ut Lituanica historia scribit, Palemone duce usque ad Jagellones“, in: Jakubowski Jan, Sudya nad stosunkami narodowoścziowemi na Litwie przed Unią Lubelską, Warszawa: Nakładem Towarzystwa Naukowego Warszawskiego, 1912, p. 94–104.

[Rotundus Augustinus], „Serenissimo Principi ac Domino, Domino Stephano Dei gratia Poloniae Regi, Magno Dvci Litvaniae [...]“, in: Archiwum Komisyi Prawniczej, t. VII, Kraków: nakładem Akademii Umiejętności, 1900, p. XV–XXII.

Rowell S. C., Lithuania ascending. A pagan empire within east-central Europe, 1295–1345, Cambridge: Cambridge University Press, 1994.

„Rozmowa Polaka z Litwinem [...]“, in: Šešioliktojo amžiaus raštija, sudarytojai Algis Samulionis, Rasa Jurgelėnaitė ir Darius Kuolys, redaktorius Sigitas Narbutas, Vilnius: Pradai, 2000, p. 201–275.

Saviščevas Eugenijus, Žemaitijos savivalda ir valdžios elitas 1409–1566 metais, Vilnius: Vilniaus universiteto leidykla, 2010.

Sliesoriūnas Gintautas, Lietuvos istorija, t. 6: Lietuvos Didžioji Kunigaikštystė XVI a. pabaigoje – XVIII a. pradžioje (1588–1733 metais), Vilnius: Lietuvos istorijos instituto leidykla, 2015.

Stryjkowski Maciej, Ktora przedtym nigdy swiаtłа nie widziаłа. Kronika Polska, Litewska, Żmodźka y wszystkiey Rusi [...] Przez Macieia Osostewiciusa Striykowskiego [...], w Krolewcu: u Gerzego Osterbergera, 1582.

Stryjkowski Maciej, O początkach, wywodach, dzielnościach, sprawach rycerskich i domowych sławnego narodu litewskiego, żemojdzkiego i ruskiego [...], oprac. Julia Radziszewska, Warszawa: PIW, 1978.

Tęgowski Jan, Pierwsze pokolenia Giedyminowiczόw, Poznań, Wrocław: Wydawnictwo Historyczne, 1999.

Wdowiszewski Zygmunt, Genealogia Jagiellonów i Domu Wazów w Polsce, Kraków: Avalon, 2005.

Wiiuk Koiałowicz Albertus, Miscellanea rerum ad Statum Ecclesiasticum in Magno Lituaniae Ducatu pertinentium, Vilnae: Typis Academicis, 1650.

Wijuk Kojałowicz Wojciech, Herbarz rycerstwa W. X. Litewskiego tak zwany Compendium, w Krakowie: w drukarni „Czasu“, 1897.

Wojtkowiak Zbysław, Maciej Stryjkowski – dziejopis Wielkiego Księstwa Litewskiego. Kalendarium życia i działalności, Poznań: Wydawnictwo Naukowe UAM, 1990.

Бычкова Маргарита Евгеньевна, Русское государство и Великое княжество Литовское с конца XV в. до 1569 г.: опыт сравнительно-исторического изучения политического строя, Москва: Изд. центр ИРИ, 1996.

Воронин Василий Алексеевич, „Витовт – герой Литвы, Ольгерд – герой Руси“, in: „Места памяти“ руси конца XV – середины XVIII в., (Post-Древняя Русь: у истоков наций Нового времени, кн. 4), отв. сост., отв. ред. серии Андрей Владимирович Доронин, Москва: РОССПЭН, 2019, с. 88–102.

Воронин Василий Алексеевич, „На пути к модерной литвинской нации (по материалам Второго и Третьего сводов белорусско-литовского летописания)“, in: Нарративы руси конца XV – середины XVIII в.: в поисках своей истории, (Post-Древняя Русь: у истоков наций Нового времени, кн. 2), отв. сост., отв. ред. серии Андрей Владимирович Доронин, Москва: РОССПЭН, 2018, с. 126–141.

Галицко-Волынская летопись. Текст. Комментарий. Исследование, под. ред. Николая Федоровича Котляра, Санкт-Петербург: Алетейя, 2005.

Глінскі Яўген Станіслававіч, „‘Epitome рrincipum Lituaniae’ у кантэксце гістарычнай думкі Вялікага Княства Літоўскага ў XVI стагоддзі“, in: Studia historica Europae Orientalis = Исследования по истории Восточной Европы, вып. 4, Мiнск, 2011, с. 263–299.

Гудмантас Кястутис, „‘Житие’ Парасковии-Пракседы в литовских летописях“, in: Археология и история Литвы и северо-запада России в средневековье, редактор и составитель Гедиминас Вайткявичюс, Вильнюс: Lietuvos istorijos institutas, 2013, с. 197–214.

Дмитриев Михаил Владимирович, „‘Народ благочестия русского’: о конфессиональном и этническом в представлениях о ‘русском народе’ Речи Посполитой“, in: Вертоград многоцветный. Сб. к 80-летию Бориса Николаевича Флори, Москва: Индрик, 2018, с. 453–463.

Дмитриев Михаил Владимирович, „Православное и ‘русское’ в представлениях о ‘русском народе’ Речи Посполитой (конец XVI – середина XVII в.)“, in: Древняя Русь после Древней Руси: дискурс восточнославянского (не)единства, (Post-Древняя Русь: у истоков наций Нового времени, кн. 1), отв. сост., отв. ред. серии Андрей Владимирович Доронин, Москва: РОССПЭН, 2017, с. 193–214.

Дмитриева Руфина Петровна, Сказание о князьях Владимирских, Москва, Ленинград: Издательство Академии Наук СССР, 1955.

Короткий Владимир, „‘Литва’, ‘Русь’, ‘литвин’, ‘русин’ в памятниках литературы Великого Княжества Литовского XVI – XVII веков“, in: Lietuvos Didžiosios Kunigaikštystės kalbos, kultūros ir raštijos tradicijos, (Bibliotheca archivi Lithuanici, [t.] 7), Vilnius: Lietuvių kalbos institutas, 2009, p. 187–196.

Кром Михаил Маркович, Стародубская война 1534–1537. Из истории русско-литовских отношений, Москва: Издательский дом „Рубежи XXI“, 2008.

Лaушкин Алексей Владимирович, Русь и соседи: история этноконфессиональных представлений в древнерусской книжности XI–XIII вв., Москва: Университет Дмитрия Пожарского, 2019.

Лiцкевiч Алег Уладзіміравiч, „Да пытання пра рутэнізацыю балтаў ВКЛ у XIV – пачатку XV стст.“, in: Arche, 2009, №. 11–12, с. 24–80.

Литвина Анна Феликсовна, Успенский Федор Борисович, Выбор имени у русских князей в X–XVI вв. Династическая история сквозь призму антропонимики, Москва: Индрик, 2006.

Литвина Анна Феликсовна, Успенский Федор Борисович, Иноческие имена на Руси, Москва, Санкт-Петербург: Нестор-История, 2017.

Марзалюк Iгар, Людзі даўняй Беларусі: Этнаканфесійныя і сацыякультурныя стэрэатыпы (X–XVII стст.), Магілеў: МДУ імя А. А. Куляшова, 2003.

Михалон Литвин, О нравах татар, литовцев и москвитян, пер. Веры Ивановны Матузовой, Москва: МГУ, 1994.

Морозова Надежда, Вопросы языка и текстологии летописей Великого княжества Литовского: Хроника Быховца: Дис. [...] д-ра гуманитарных наук, Vilnius, 2001.

Новоселов Василий Рудольфович, „Право на дуэль и социальная репутация во Франции XVI в.“, in: Право в средневековом мире: сборник статей, вып. 2–3, Санкт-Петербург: Алетейя, 2001, с. 240–252.

Полехов Сергей, Наследники Витовта. Династическая война в Великом княжестве Литовском в 30-е годы XV века, Москва: Индрик, 2015.

„Предисловие ко второму изданию“, in: Акты, относящиеся к истории Западной России. Вып. I: 6-я книга записей Литовской метрики. Сборник документов канцелярии великого князя Литовского Александра Ягеллончика 1494–1506, сост. тома М. Е. Бычкова (отв. сост.), О. И. Хоруженко, А. В. Виноградов, отв. ред. тома С. М. Каштанов, Москва: Кучково поле, 2018, с. 12–26.

Полное собрание русских летописей, т. 35, Москва: Наука, 1980.

Пупинис Роландас, „Оппозиция свой – чужой: метод исследования общества ВКЛ XV–XVI вв.“, in: Археология и история Литвы и северо-запада России в средневековье, редактор и составитель Гедиминас Вайткявичюс, Вильнюс: Lietuvos istorijos institutas, 2013, с. 207–226.

Семенчук Альбина Аляксандраўна, „К вопросу об источниках Хроники Мацея Стрыйковского“, in: Славяноведение, 2014, №. 2, с. 62–76.

Уайт Стивен Д. [White Stephen D.], „Гнев и политика“, in: История и антропология: междисциплинарные исследования на рубеже – веков, под общей ред. Михаила Крома, Давида Сэбиана, Гади Альгази, Санкт-Петербург: Алетейя, 2006, с. 33–69.

Чамярыцкi Вячаслаў Антонавіч, Беларускiя летапiсы як помнiкi лiтаратуры. Узнiкненне i лiтаратурная гiсторыя першых зводаў, Мiнск: Навука і тэхніка, 1969.

Шаланда Аляксей, „Геральдыка Валовічаў XVI–XVIII стст.: мiфы i рэальнасць“, in: Unus pro omnibus: Валовічi ў гiсторыi Вялiкага Княства Лiтоўскага XVI–XVIII стст., Мiнск: Медысонт, 2014, с. 145–187.

Шаланда Аляксей, „Казімер Ягайлавіч і гербавая легенда роду Валовічаў“, in: Ягелоны: дынастыя, эпоха, спадчына. Мат-лы міжнароднай навукова-практычнай канферэнцыі. Гальшаны – Навагрудак, 8–10 верасня 2006 г., Мiнск: Беларуская навука, 2007, с. 243–265.

Яковенко Наталя, Дзеркала iдентичности. Дослідження з історії уявлень та ідей в Україні XVI – початку XVIII століття, Київ: Laurus, 2012.

Kęstutis Gudmantas

From a ‘Ruthenian’ to a ‘Noble Lithuanian’: Shifts in the Sixteenth-Century Historical Narrative of the Grand Duchy of Lithuania

Summary

The article discusses the shifts in the attitude towards the Orthodox believers and Ruthenians in the sixteenth-century historical and polemical writings and epistolary works of the Grand Duchy of Lithuania. It starts with an analysis of the conversion of pagan Lithuanian dukes to Orthodoxy as described in the chronicles of Lithuania, which is followed by a review of the letters of Chancellor Albertas Goštautas (Olbracht Gasztołd, †1539) and the struggle against the group of Hetman Konstantinas Ostrogiškis (Konstanty Ostrogski) that is reflected in those letters. The study concludes with an analysis of texts by Augustinus Rotundus, Maciej Stryjkowski, and other authors from the second half of the sixteenth century. In these texts, the representatives of the Ruthenian elite of the Grand Duchy of Lithuania – the Chodkevičius (Chodkiewicz), the Valavičius (Wołłowicz) – are already considered to be ‘noble Lithuanians’.

Keywords: Ruthenians; Lithuanians; Grand Duchy of Lithuania; faith; ethnicity; sixteenth-century chronicles; letters; polemical texts.

Kęstutis Gudmantas

Nuo „rusėno“ iki „kilmingo lietuvio“:
XVI a. istoriniо LDK pasakojimo virsmai

Santrauka

Straipsnyje aptariama požiūrio į stačiatikius ir rusėnus kaita XVI a. istorinėje ir poleminėje LDK raštijoje, epistolikoje. Iš pradžių analizuojamas Lietuvos metraščiuose aprašytas pagonių lietuvių kunigaikščių tapsmas stačiatikiais, toliau apžvelgiami kanclerio Alberto Goštauto (†1539) laiškai ir juose atspindėta kova su etmono Konstantino Ostrogiškio grupuote; tyrimas baigiamas Augustino Rotundo, Motiejaus Strijkovskio ir kitų XVI a. antros pusės autorių tekstų analize; šiuose tekstuose LDK rusėniškojo elito atstovai (Chodkevičiai, Valavičiai) jau laikomi „kilmingais lietuviais“.

REIKŠMINIAI ŽODŽIAI: rusėnai; lietuviai; Lietuvos Didžioji Kunigaikštystė; tikyba; etniškumas; XVI a. metraščiai; kronikos; laiškai; poleminė raštija.